Алексей Пузырев - певец и аранжировщик, создавший тот оригинальный саунд ВИА, который сегодня характеризует звук советской эстрады 70-х. Дело ведь не только в узнаваемых голосах, коими обладали Бергер, Петерсон или Барыкин. Исполнительство – это целый комплекс приемов, делающих звучание ансамбля запоминающимся и оригинальным.
Именно Пузырев и писал аранжировки для «Веселых ребят», затем – для «Голубых Гитар» и некоторых других ансамблей. Заполучить Алексея в состав в 70-е годы считалось колоссальной удачей.Когда я однажды приехал в гости к Алексею, чтобы поговорить о его творчестве, Пузырев сразу же огорошил меня резким заявлением:
— «Веселые Ребята» — это работа. Причем работа на износ. Да, там было очень много светлых моментов: успех, бешеная популярность, очень высокий профессиональный статус, — и тем не менее я воспринимал «Веселых Ребят» как казарму. Несмотря на то, что часть детства я прожил в интернате, воспитан я все же был по-другому. Я никогда не знал, что такое казарма. Так получилось, что у нас в первом классе детской музыкальной школы было шесть человек, и с каждым занимались индивидуально. Потом я учился в консерватории, готовился стать дирижером симфонического оркестра. Со мной вместе учился Глеб Май, который потом тоже работал в «Веселых Ребятах». Еще там был такой человек, который очень хорошо играл на гитаре. Звали его Юра, а фамилия его — Башмет. Я жил в 537 номере общежития, а он — в 536-м… Еще там учился киприот Николас Эконому, друг Родиона Щедрина. Он привозил нам новые пластинки, и пиво баночное я первый раз в жизни попробовал у него в номере… В консерватории мы все время общались вместе — я, Глеб Май, Николас, Башмет. И Вячеслав Антонов (который сейчас Добрынин), к нам заходил. Он, правда, чаще наведывался к югославам, просил что-нибудь привезти «оттуда»…
…Могу рассказать маленькую историю о том, с чего начались «Веселые Ребята». Интересно?
— Еще бы!
— Стало быть, история такая: сначала Слободкин набрал типично москонцертовский состав, позвав туда, например, своего двоюродного брата, который пел русские народные песни… А в это время Слава Антонов, Леня Бергер (он тогда учился на первом курсе Гнесинского ), Валя Витебский и еще один гитарист собрали группу «Орфей». На барабанах у них тогда стучал Боря Багрычев, совсем мальчишка: ему было 15 или 16 лет. Я помню, как здорово они «Barbara Ann» пели. Но самая клевая песня у них была «Good Vibrations» Beach Boys. А то, что пели они очень хорошо, это естественно, так как все ребята из хорового училища поют хорошо. Слободкин где-то услышал «Орфей» и сказал: «Хочу!» Он соблазнил их огромными по тем временам «бабками» — 22.50 за концерт. А в целом это тянуло на две профессорские зарплаты в месяц. А ведь и Бергер, и Антонов, и Витебский были тогда просто студентами. И естественно, они приняли предложение Слободкина, тем более что кроме денег там был еще один плюс: работа на сцене. Вот они-то и придали ансамблю нужное направление. «Орфеевский» состав записал первую пластинку «Веселых Ребят» с песнями «Алешкина любовь» и «От меня до тебя шагать…». Популярность «Веселых Ребят» началась именно с того, что всем понравилась песня «Алешкина любовь» — я это могу сказать однозначно. Запев минорный, припев мажорный — вот что стрельнуло. И стихи, естественно, о любви. Это было сделано в манере одной песни, которая вышла у нас чуть раньше на пластинке — «Girl». С тех пор в СССР именно так писали песни: минор — запев, мажор — припев. И обязательно под гитару. Успех был обеспечен!
— А как ты сам попал в «Веселые Ребята»?
— О! Это целая история! Когда я учился в «консе», мы с Антоновым сделали группу, репетировали в 12-м таксомоторном парке. Мы исполняли песни The Beatles, Creedence Clearwater Revival и многое другое. Однажды мой брат Гена Макеев привел к нам на репетицию Юрия Маликова, который как раз собирал первый состав «Самоцветов». Он нас послушал, ему понравилось, и он пригласил нас в ансамбль. Так родился первый состав «Самоцветов», в котором Слава Добрынин пел и играл на гитаре, я — тоже пел и играл на гитаре, мой брат Гена — на клавишах, сам Маликов играл на бас-гитаре, а за барабанами работал Коля Раппопорт. И поехали мы на гастроли по Донецкой области. Мы сопровождали в этой поездке Олега Анофриева. В первом отделении он показывал какой-то фильм со своим участием, а во втором — мы пели. А потом мой брат ушел, поскольку клавиши Маликову оказались не нужны. А вскоре я получил приглашение в «Веселые Ребята». Шел 1971 год…
В «Веселые Ребята» меня привел Женя Казанцев, с которым мы учились в хоровом училище. Слободкину нужен был высокий голос, и у меня как раз был высокий голос! Казанцев нашел меня: «Хочешь в «Веселые Ребята»?» Маликов, когда узнал об этом приглашении, долго кричал: «Они же из тебя там все соки выжмут!» Но я думаю: «А почему нет? Дай, пока учусь на последнем курсе, деньжат подзаработаю! Все равно я там работать не буду…» Они ж «бабки» зарабатывали очень большие! Не то, что мы с Маликовым!
— И как выяснилось, ничего не бывает более вечного, чем временное!
— Я спел две песни, чтобы показать, как высоко я умею петь, — и меня взяли. И тут же я поехал в первую в моей жизни зарубежную поездку, в Чехословакию. Вот это было приключение! Все музыканты ехали на поезде, а я один летел самолетом. Ну, до Праги я долетел. Я думал, что меня кто-то встретит, но никто не встретил, а надо было еще ехать куда-то в Братиславу. Но я же первый раз в жизни за границей! Что делать? Ко мне еще какой-то пидор стал приставать, пивка принес. Пиво я выпил, а потом достал из широких штанин советский паспорт и показал ему: я — советский гражданин. Его как ветром сдуло! Я узнал, что из аэропорта в Братиславу идет автобус, и, значит, надо ехать туда и искать, где выступает ансамбль из Советского Союза. Бросился к автобусу, но не успел. Пошел искать такси. Ходил-ходил — не везут. А уж ночь близится! Пошел к частникам: «I’m musician from Soviet Union…» И тут меня окликают: «Пузырев?» — «Да!» — «Да я тут тебя повсюду разыскиваю!!!» Меня сажают в машину — и вперед. Оказалось, что от Братиславы надо было 400 километров в сторону ехать!
Я потом много раз был за границей, но вот эта первая поездка с тем составом — с Бергером, с Витебским — самая запомнившаяся, хотя я там пел только одну песню — «Почтальон». Поездка длилась сорок дней. Это был такой кайф!
Мы там даже записали пластинку. Правда, всего несколько песен: Бергер спел «Для меня нет тебя прекрасней», а мы вчетвером — я, Петерсон, Фазылов и Витебский — исполнили песню Дьячкова «Записка». Я помню, что мы записывались в какой-то кирхе, внизу была студия, а наверху сидели звукооператоры. Они очень ехидничали насчет русских музыкантов, но, как только Бергер запел, сразу примолкли…
А потом мы вернулись в СССР и тут же отправились в поездку во Владимир. А мы как работали? Поездка обычно длилась две недели, и каждый день — по три концерта, а иногда и по четыре.
Надо еще сказать, что Бергер после тех гастролей в Чехословакию ушел из ансамбля и вскоре эмигрировал в Австралию. И мне было очень жалко, что он ушел.
— Да, останься он, был бы сейчас фигурой Номер Один на нашей сцене.
— Певец он уникальный, даже Слободкин говорил, что лучше певца он не знает. А потом появился Лерман. Бергер и Лерман — вообще для меня два самых светлых пятна в той жизни.
Забавно, но когда Лерман пришел в ансамбль, он принялся всех учить английскому языку, таблички со словами понаписал и музыкантам вручил: «собака — Dog», «бегать — run», — и Полонский с Казанцевым постоянно друг дружку гоняли: «Как по-английски «собака»?» — «Dog» — «А как переводится слово «run»? — «Бегать»…
А потом Лерман уехал в Штаты, где вместе с Юрием Валовым, гитаристом «Голубых Гитар», сделал группу «Sasha & Yura».
Кстати, в «Веселые Ребята» все друг друга приводили. Такого, чтобы Слободкин кого-то набирал, не было. Я, например, привел туда Володю Сахарова. Мы работали довольно долго: я, Сахаров и Лерман — вот основное трехголосие. И когда мы спели втроем, Слободкину это очень понравилось. И мы стали делать новую программу, рассчитанную именно на трехголосие. Так, на три голоса, мы записали пластинку «Любовь — огромная страна», на которой в основном мы поем втроем: я, Лерман и Алешин. Иногда Барыкин участвовал. Иногда — Сахаров. Никаких наложений там не было. Мы втроем становились к микрофону и пели. Слободкину хотелось трехголосия — и в этом он был прав.
— Но, видимо, такое «битловское» трехголосие возникло в твоих аранжировках не случайно? Я слышал, что в конце 60-х годов, еще учась в консерватории, вы с братом организовали некий клуб любителей «Битлз». Что это такое было?
— Была такая девушка Нонна Годова, которая работала переводчицей в Интуристе. Мы встречались, слушали пластинки, которые появлялись у Нонны. Первой пластинкой, которую я услышал, была та, на которой «битлы» поют «Revolution». Этот клуб — всего лишь 5-6 человек: я, мой брат, Нонна… При этом мы заказали значки, на которых было написано: «Moscow official Beatles fan club-band» — это я придумал. А потом мой брат на Нонне женился…
— Вы делали аранжировки в «Веселых Ребятах» на пару с братом?
— Нет, он работал в «Веселых Ребятах» около полугода и сделал всего лишь две песни: «Любовь — огромная страна» и «Качели».
— А кто пел такую знаменитую песню, как «Люди встречаются»?
— Фазылов, конечно.
— Почему «конечно»?
— Потому что все лирические песни в «Веселых Ребятах» тогда пел Володя Фазылов: «Опять мне снится сон», «Первая любовь»… Он был настоящий герой-любовник! Сейчас он живет в Ташкенте, работает зам.министра культуры Узбекистана. А теперь у меня встречный вопрос: чем «Веселые Ребята» так привлекают внимание прогрессивной журналистики?
— Я думаю, что люди ностальгируют по той жизни, которой они жили в 70-х. Сейчас ведь непонятно, зачем жить, как жить, а тогда все-таки была стабильность…
— Да ведь хреновая была стабильность! Повсюду был сильный прессинг. Хотя, может быть, как раз именно из-за этого прессинга «Веселые Ребята» и воспринимались, как глоток свежего воздуха? Я не знаю, как это объяснить. Могу лишь сказать, что наши песни были не такие противные, как все то, что пелось вокруг. Но все разговоры о том, что Слободкин не хотел петь песни про БАМ и про комсомол, это — полная ерунда. Еще как хотел — ведь этого требовало руководство! Просто мы, музыканты, бойкотировали эти песни, ведь он набрал людей, которые любили The Beatles, слушали Led Zeppelin и Jethro Tull. И хотя Слободкин был, конечно, жестким человеком, но он так и не смог засунуть такие песни в репертуар ансамбля, потому что в конце концов мы вышли у него из-под контроля. А потом он и сам попал под наше влияние, стал слушать какую-то интересную музыку и однажды, когда я приехал к нему, удивил меня тем, что поставил записи ансамбля Gentle Giant — это очень сложная и клевая музыка. А позже, когда он преподавал в ГИТИСе, то даже читал лекции про Rolling Stones!
— Я знаю, что ты дважды уходил из «Веселых Ребят»…
— Когда пришла Пугачева, я вместе с другими свалил из «Веселых Ребят». А как только Пугачева ушла — я опять вернулся. Некоторое время я играл в «Голубых Гитарах», заменив там ушедшего Дюжикова. Помню, мы приехали в Днепропетровск, и там мне все говорят: «Ты с ума сошел! Ты ушел из такого клевого ансамбля!» Не понимаю, чем «Веселые» всем так нравились?! Наверное, надо было слушать живые выступления ансамбля, потому что пластинка не передает весь колорит «живого» концерта.
— Где было самое запомнившееся тебе выступление «Веселых Ребят»?
— Я помню, как в Чехословакии, на сцене у какого-то озера я пел «Some kind of wonderful» Grand Funk, заканчивая ею концерт, всюду огни, фейерверки, рядом люди стоят — Чиненков и другие, — которые помогают мне, и идет мощнейший драйв в публику. А потом выступаем мы в Кургане, и я там тоже пою эту песню. После этой песни еще кто-то чего-то пел, а я ее спел — и ушел. И вот сижу я за кулисами, спать хочется, как слышу, зовут меня: «Леша! Иди скорей на сцену!» Выхожу — а весь зал упорно хлопает в ладоши, вызывая меня с этой песней «на бис».
…Потом, уже в 1981 году, мы все вместе соскочили из «Веселых Ребят» окончательно. Там был маленький период в музыкальном развитии нашего Отечества, когда появилось чуть-чуть нормальной музыки. И мы уже не могли работать так, как раньше. Уходили: я, Дурандин и Файбушевич. Нам, по примеру Кузьмина и Барыкина, собравших свой собственный ансамбль, тоже захотелось попробовать чего-то другого. Чтобы не умереть с голоду, мы были готовы играть даже в «кабаке», лишь бы не работать на «чужого дядю». А то всегда выходило как-то так: я работаю, а мои деньги получает кто-то другой. Но всегда кажется, что хорошо там, где нас нет. Барыкин-то с Кузьминым работали в Центральном Доме туриста, и за спиной у них был «Папа» Михайловский. А мы работали в какой-то клоаке, где каждый день кровища лилась. В конце концов Файбушевич не выдержал и ушел, а потом и остальные разбежались…
— Кстати, вопрос вопросов: сейчас вышли многотомные переиздания «Песняров», «Самоцветов», «Синей Птицы», а почему на компактах не выходят переиздания «Веселых Ребят»?
— Слободкин намеревался это сделать, но сначала он хотел подправить там кое-что, да только это очень сложно, потому что, во-первых, тогда все без метронома игралось, поэтому сейчас барабаны подставить уже невозможно, а во-вторых, там уже и пленка посыпалась. Легче отреставрировать речи Ленина! Однако выпустить альбом было бы хорошо…
Свежие комментарии